13 января 1991 года из Киностудии в Вильнюсе в парламент Литвы было доставлено оборудование, которое во время съемок создает картину пожаров или взрывов. Шла подготовка к худшему варианту: если советские десантники начнут штурм парламента. Новые без преувеличения сенсационные детали тех трагических событий сегодня, 13 января, публикует портал крупнейшей ежедневной газеты Литвы Lietuvos rytas.
Об этом малоизвестном эпизоде прекрасно знает бывший генеральный директор Департамента обороны, член временного управления обороны Литвы Аудрюс Буткявичюс. Он не отрицает, что намеревался сжечь здание парламента. Правда, при помощи кинотехники мир увидел бы более драматичный вид горящего Сейма. Отметим, что ранее Аудрюс Буткявичюс неоднократно назывался режиссером тех трагических событий января 1991 года. Он публично даже признавался, что планировал жертвы, однако позже отрекся от своих слов, когда в провокациях Буткявичюса и его сторонников обвинил лидер левого Социалистического народного фронта Альгирдас Палецкис, которого за слова «как сейчас выясняется, свои стреляли в своих» осудили по статье отрицание советской агрессии и оккупации. ИА REGNUM перевел часть интервью Аудрюса Буткявичюса, которое касается подготовки провокаций против советского спецназа.
Зачем это нужно было? Сколько в парламенте и других зданиях было партизанского оружия, охотничьих ружей? Как литовцы намеревались защищаться? Об этом — беседа с Буткявичюсом.
Сколько оружия было в Сейме накануне 13 января?
У нас было 100 ружей. Часть мы взяли у охотничьего сообщества, собрали спортивные ружья небольшого калибра. Помимо этого, у нас было оружие, оставленное партизанами после войны.
Как в Сейме оказалось оружие партизан? Возможно ли было его применить?
Однажды позвонил один ксендз из Жемайтийского костела и попросил приехать. Оказалось, что когда партизаны уходили из лес, в первую очередь спрятали в костеле оружие, а сами сдались безоружными. Понимали, что Литве еще понадобится это оружие. Ксендзу показали, где все спрятано. Идем в подвал, ломаем стену — а там ящики с российскими и немецкими карабинами, российская автоматическая винтовка. Оружие стреляло, но были проблемы с патронами: слишком долго лежали. Понемногу собрали патроны такого калибра. Однажды к Верховному Совету приехал человек: «Буткявичюс, еды привез, приходите забрать!». Выхожу, а он открывает багажник машины, а там под только что зарезанной свиньей лежат российские карабины «Мосин Наган». Тоже оружие партизан.
А сколько защитников тогда было в Сейме?
Сразу после событий около телевизионной башни защищать Сейм были готовы 3 200 человек. Тысяча пограничников — вся смена, 200 человек из Каунасской военной школы, 200 человек из учебной роты.Также мы собрали людей, которые потом положили начало нашей добровольной службе обороны.
Что бы эти 3 200 человек делали с 100 ружей, если бы парламент был атакован?
Нам даже в голову не приходило защищать парламент от советской армии. Оружие нужно было, чтобы продемонстрировать, что государство защищается. Мы прекрасно понимали, что это будет символическим актом сопротивления, который позволил бы пришедшим после нас политикам утверждать, что государство сопротивлялось до конца. Мы вели информационную психологическую борьбу. Если бы советские солдаты начали бы атаку, я был бы готов сам поджечь парламент. Нам нужна была эта красивая картина: горит демократия Литвы! Только так мы могли убедить иностранных политиков поддержать нас. Тогда Европа и весь мир болели «горбиманией». Руководитель России Михаил Горбачев спас мир от кошмаров холодной войны. И мир воспринял нас, как вредителей, которые могут помешать такому красивому периоду потепления. Мы обязаны были показать миру, чего можно ожидать от Горбачева. Только давление людей могло заставить политиков поддержать нас. Люди реагируют на толпу, поэтому для нас было важно собрать огромное количество.
Поэтому ли вечером 12 января вы призывали людей ехать к телевизионной башне?
Не камни башни были самым главным. Было важно спровоцировать западного избирателя сказать своему парламенту: смотри, что они делают!
Как бы вы подожгли Сейм?
Мы подготовили коктейли Молотова. Многие думали, что мы будем их бросать во вражеские броневики. Но в той ситуации мне нужен был пожар в парламенте.
Использовали ли вы хитрости пиротехники?
Мы привезли из Литовской киностудии имитации взрывов, звуковые имитации стрельбы, дымовую технику. Также у нас были и фейерверки. Нам нужно было обмануть противника, и такая взрывчатка нам полностью подошла. В подвалах и на крыше парламента мы создали декорации взрывчатки, поскольку настоящей взрывчатки не хватало. Во время атаки мы бы выиграли время, пока отряд саперов выяснил бы это. Из школ Литвы мы собрали учебные гранаты и мины, нужно было только перекрасить их. Кстати, гореть должен был и Дворец печати. Но защитники вылили столько воды на советских военных, что наша взрывчатка не загорелась.
Как сообщало ИА REGNUM ранее, это не первое откровение Аудрюса Буткявичюса, которое позволяет реально оценивать ход событий тех дней. Буткявичюс в момент трагических событий был одним из приближенных к председателю Верховного совета и фактически первому руководителю независимой Литвы Витаутасу Ландсбергису. Однако спустя некоторое время политики разошлись во взглядах и стали непримиримыми оппонентами. Неприязнь Буткявичюса к Ландсбергису и послужила катализатором сенсационных откровений, которые экс-министр обороны дал русскоязычному еженедельнику в Литве, газете «Обзор». Эти откровения были сделаны больше десяти лет назад, но после короткого скандала о них быстро забыли. Хотя именно эти свидетельства фактически полностью меняют официальную трактовку тех событий, которые в Литве официально называются как однозначная и неоспоримая «агрессия СССР против независимой Литвы», а любое отрицание факта этой агрессии влечет наказание в виде лишения свободы сроком до двух лет.
ИА REGNUM благодарит еженедельник «Обзор» за предоставленный архив своих материалов и повторяет публикацию основных моменты интервью Аудрюса Буткявичюса о событиях 13 января 1991 года, которое он дал с апреля по июль 2000 года.
Жертвы январских событий Вы планировали?
Да.
То есть Вы сознательно шли на эти жертвы?
Да.
И Вы не чувствовали угрызений совести ну… за то, что Вы людей в общем-то подставили?
Чувствовал. Но и мои родители тоже там были. Я не имел никакой личной гарантии. Вот это единственное мое оправдание. Там стояли мои папа и мама. Я не охранял себя даже бронежилетом. Я не имел какой-то личной охраны. Я просто играл, ясно сознавая, что произойдет. Но я хочу сказать, по сравнению с тем, что происходило в других местах Союза, это были очень маленькие жертвы. Я не могу оправдать себя перед родными погибших. Но перед историей — да. Я могу сказать другое — эти жертвы нанесли такой сильный удар по двум главным столпам советской власти — по армии и по КГБ — произошла их компрометация. Я прямо скажу — да, я планировал это. Я работал долгое время с институтом Эйнштейна, с профессором Джином Шарпом, который занимался, что называется, гражданской обороной. Или психологической войной. Да, и я планировал, как поставить советскую армию в очень неудобную психологическую позицию, чтобы любой офицер стал стыдиться того, что он там находится. Это была психологическая война. В этом конфликте мы не могли выиграть, употребляя силу. Это было ясно. И я старался перетянуть конфликт на другую фазу — на фазу психологической стычки. Я выиграл. Я могу сказать «я», потому что планы ненасильственной обороны были разработаны задолго до январских событий. И это лежало на мне как на человеке, со студенческих лет занимавшемся психологией. В том числе и психологической войной, как дисциплиной.
Вы не обижайтесь, но Вы стали своеобразным психологическим провокатором, Вы просто спровоцировали…
А как же? Да. Да, я намеренно шел на ТО, думая, какие действия будут. Зная, как будет выглядеть игра с ИХ стороны. Знаете, наверное, такой старый анекдот про военных: вскрывают череп военному и смотрят, что между ушей мозгов нет, есть только красная нить. Никто не знает, для чего эта нить. Давай перережем. И уши отвалились. Оказывается, нить была для поддержки ушей. Там есть только одна нить. ОНИ работают очень прямо. В Советском Союзе в военной среде не было разработано психологических операций, все действовали по одной, очень примитивной схеме. И я это понимал. Вот и все.
И Вы этим успешно воспользовались…
Да. Я знал, что они делают, знал, какая у них игра. Были мои разговоры тогда с Моисеевым, маршалом Советского Союза. Я знал, что выход Литвы из состава Союза в их планах, для меня не было какого-то недопонимания, что тут происходит. ОНИ играли очень ясно, я имею в виду группировку вокруг Ельцина, шло все это брожение, и просто я знал, что нельзя допустить, чтобы нас раздавили. Так и шла игра. Вы все это напишите. Мне надоело политиканство, я хочу очень прямо сказать, что было сделано. Я не хочу что-то скрывать.
(Из интервью Натальи Лопатинской с Аудрюсом Буткявичюсом, «Обзор» №15 (170) апрель 2000 г.)
На сегодняшний день Вы совершенно уверены в том, что спикер литовского Сейма сотрудничал с КГБ? Без сомнения.
Что лежало в основе такого сотрудничества?
Если Вы поинтересуетесь, как был возвращен дом его отца и как сам отец вернулся в Литву, у вас тоже будет такое же мнение, которое появилось и у меня. Он был министром коммунального хозяйства. Наступила советская оккупация, а до него никто и пальцем не дотронулся, а людей и за меньшее ссылали в Сибирь. Он был среди тех, кто подписывал приветственное письмо Гитлеру и бумаги, чтобы выделялась земля для гетто. А также, чтобы отнималось еврейское имущество. Есть документы по этому поводу. Во время немецкой оккупации советские партизаны склоняли отца к сотрудничеству. С ним работал Александр Славин.
Не Юлий?
Юлий — это брат. Оба брата работали в НКВД.
Из-за этого затем Славина стали преследовать, и подняли шум по поводу возврата собственности?
Во времена Ландсбергиса Славину вернули много имущества, он все продал и успел уехать.
А шум потом почему подняли?
(Смеется.) В этом и есть вся игра. Во-первых, Славину дали литовское гражданство, которое тогда выдавалось в президиуме Верховного Совета, где руководил Ландсбергис. Знали, что он бывший энкавэдист. Несмотря на то, что имущество никому еще не возвращалось, ему вернули дома в Каунасе. Он продал и уехал. Вот тогда и начали шуметь. Другим человеком, работавшим в НКВД, был Нахман Душанский. Живущий сейчас в Израиле. По моим данным, Ландсбергис не зря стремился в Израиль, так как он чувствует, откуда дует ветер и будет там встречаться с ним. С Душанским. Также, как и встречался с Душанским несколько лет тому назад, когда почувствовал… Но это неважно. Советские партизаны захотели получить доказательства лояльности отца Ландсбергиса. И семья министра прячет у себя Героя Советского Союза Витаса и его семью. Так стали советские партизаны им доверять. Отец и сына Габриэлюса поставил на революционный путь, и тот стал сотрудничать с подпольем. Клеил всякие бумажки. Его арестовали. И вывезли в Германию. Советские партизаны дали фальшивые документы отцу, и он, министр независимой Литвы, выехал в Рейх с фальшивыми документами. Он работал с Розенбергом. И лично Розенберг помог ему освободить сына. Он работал в университете для беженцев. Через его руки шли судьбы очень многих литовцев. Он знал, кто, где и когда. Была даже информация, что он помог взять генерала Кубилюнаса. Славин как раз возглавлял операцию по захвату Кубилюнаса.
И отец Ландсбергиса был тут как тут, на подхвате?
Вы очень точно выразились. Кто может опровергнуть возможность того, что он был тут как тут? Славин и его команда переоделись в английскую форму, взяли машину, захватили Кубилюнаса, тот даже не понял, что это совсем не те, начал проситься на службу. Интересна была история с другим литовским генералом Раштикасом, бывшим командующим литовской армией. Здесь тоже кто бы мог опровергнуть возможность того, что это было? Отец жил в Австралии, но после того, как сбежал к англичанам резидент советской разведки в Австралии Петров, отец в это время возвращается в Литву. Ему создаются такие условия, которые не создавались ни для одного вернувшегося с Запада литовца. Объяснять это пропагандой — нет соответствия никакой логике. Наверное, и по сегодняшним меркам человек, выделявший землю для гетто и подписавший письмо Гитлеру, является военным преступником? По такой картине, которую я вижу, семья такого ценного человека, как отец, была постоянно под присмотром. Конкретно тогда с семьей работал Нахман Душанский. Глава оперативного отдела каунасского КГБ.С того времени у нашего героя и есть контакт.
Именно тогда, по Вашим предположениям или по Вашим данным, дело отца продолжил сын?
Он продолжил раньше, чем вернулся отец. История с Сакаласом… У меня создается такая картина. Но, по моему мнению, если кто-то виновен, он должен молчать в тряпочку и не инициировать обвинений в связях с КГБ. Ведь жизнь — это бумеранг… Это чисто психологический стиль обороны. Обвиняешь других, сам выходишь незапятнанным.
(Из интервью Натальи Лопатинской с Аудрюсом Буткявичюсом, «Обзор» №15 (170) апрель 2000 г.)
Вы долгое время с господином Ландсбергисом нормально совершенно работали, Вы были вместе с ним в «Саюдисе»… Боролись вместе за независимость… Что же произошло такое, за что он Вас крайне крепко невзлюбил?
Не только он меня, но и я его. Обоюдоострая бритва, так сказать. В начале нашего движения Ландсбергис совсем не был сторонником независимости, он кричал про перестройку, он был ярким исполнителем политики перестройки. Нас тогда он и его дружок Чяпайтис, тоже бывший агент КГБ, называли экстремистами из Каунаса, которые жаждут крови. Достаточно просмотреть звукозаписи литовского сейма «Саюдиса». Был такой сейм «Саюдиса». Сам «Саюдис» имел представителей из районов, краев. Была такая как бы постоянно действующая конференция национального фронта. Я был тогда членом этой конференции и членом политического совета «Саюдиса». Политбюро «Саюдиса». (Смеется.) И мы были там вместе с Ландсбергисом, Озоласом и другими. Какие битвы шли из-за того, что надо было заставить господина Ландсбергиса включить слово «независимость» в наши декларации! Мы заставляли господина Ландсбергиса делать это.
(Из интервью Натальи Лопатинской с Аудрюсом Буткявичюсом, «Обзор» №19 (174) май 2000 г.)
Странно, почему Ландсбергис искусственно наталкивает всех на конфликт… И почему?
Ему лично конфликт был нужен. Человек, который не может создавать ничего конструктивного, не может строить, который может показать себя только в кризисных ситуациях, когда вообще неясно, какое решение правильное, а какое неправильное… Он инстинктивно идет на такие ситуации. И сам создает такие ситуации. Это единственное амплуа, в котором он выглядит героически. Образ мифического героя, на который он претендует, является той главной пружиной, которая подталкивает его вперед. Чтобы понять политику Литвы и персону Ландсбергиса, не надо искать логику. Надо искать подсознательные импульсы. И даже в некотором смысле патологию. И только при таком подходе будет понятно и ясно, почему были приняты те или иные решения. Можно привести множество примеров, когда создавались такие конфликтные ситуации. Был арестован командир Клайпедской дивизии. Это самый первый пример, который пришел мне в голову. Это был 93-й год. Я в тот момент сидел в гостях у адмирала Егорова. И генеральный прокурор по прессингу Ландсбергиса арестовывает командира 3-й дивизии береговой обороны, которая дислоцировалась в Клайпеде.
Кто тогда был этим генпрокурором? Паулаускас. Командира дивизии арестовывают возле его дома, надевают ему на голову мешок и везут в Лукишкес. Что делают его подчиненные? Они поднимаются, садятся в боевые машины и уже готовятся ехать освобождать своего командира. Это и честь, и офицерский долг, и все другие амбиции, которые есть у военных, они сразу начинают действовать — командира взяли, каково? Это хуже, чем своровать боевой флаг. Я сижу у Егорова. И мы получаем все данные, что такая заваруха идет…
Так ради чего он его схватил?
Чтобы доказать, что, мол, тот виноват в январских событиях. Участвовал в августовском путче, отдавал какие-то приказы… И действовал против интересов Литвы. Но все это происходит во время вывода российских войск. Любой такой повод может остановить процесс вывода! Не хватало самой маленькой, самой глупой ситуации, чтобы вывод российских войск остановился. И Ландсбергис постоянно делает такие дела. Если посмотреть его тогдашние заявления, он каждый второй или третий день заявлял какие-нибудь глупости против российской стороны. Все это действует. И я должен амортизировать все это. Я должен сидеть у своих российских коллег, пить водку и амортизировать все после Ландсбергиса!
И сколько Вам пришлось водки выпить?
Ну… достаточно. Я сижу у Егорова, договариваемся, как выводить эту третью дивизию, успешный вывод этой дивизии зависит от этого командира… Если он будет ездить в Москву к министру обороны, что у него нет того, того и того, то вывод приостановится… А его вообще хватают и везут в Лукишкес. При этом Ландсбергис знает, что я сижу у Егорова, и господин Витаутас не информирует меня. А я нахожусь в России! Короче, мы летим с Егоровым в Клайпеду, там Егоров самолично останавливает боевые машины… Ему пришлось просто высаживать офицеров из боевой техники! Адмирал Егоров стоит лично перед офицерами, перед боевыми машинами и останавливает их. Это святой человек, если так говорить. Черт знает, чем это все бы закончилось, если бы военнослужащие пошли в Вильнюс освобождать своего командира? Может, от этого здания на Лукишкес не осталось бы камня на камне? (Смеется.) Я себе оказал плохую услугу. Остановив тогда эту третью дивизию береговой обороны. Так как пошла большая заваруха, через несколько часов приходится отпускать этого командира.
За один рубль создали какую-то юридическую ситуацию, чтобы выйти из этого тупика… Стыд и позор. Но чем это могло бы кончиться? Если бы мы тогда с Егоровым не амортизировали этот момент! И все это шло постоянно. Но я достаточно дерзкий человек. И я достаточно прямо говорю, что так поступать нельзя. Дальше была ситуация, когда он через мою голову закупал оружие, старый израильский хлам… И старался выдавать его моим подчиненным… Это дела, за которые можно отдать под суд. Но такое было! А дальше из наших добровольцев он пытался сделать свою национальную гвардию. Он уже пускал пузыри, что вот он будет президентом, и грезил, что его изберут президентом… Ему стала нужна какая-то президентская гвардия. Национальная президентская гвардия. Которая будет подчиняться только президенту! И добровольцы, их он тогда называл «солью земли», станут его национальной гвардией и будут подчиняться только ему. Но я сказал «нет». Потому, что есть такая политическая и демократическая штука, как контроль над вооруженными силами. Я тогда был ярым сторонником НАТО и сказал, что такой моды не будет. И никаких разговоров. Мы пошли на конфликт. Я сказал, что не отдам такому дураку вооруженные силы Литвы, которые сам создавал. Он сказал, что я негодяй. Я сказал, что он больше… Вот так и пошло все.
Чем так была мила ему советская власть, что он ни за что не хотел с ней расставаться, по Вашему мнению…
На мой взгляд, дело в преемственности. Его папа имел какие-то очень хорошие отношения с советской властью. Ему единственному возвращали дома, несмотря на то, что папаша подписывал документы против евреев и выделял земли для гетто… Он занимался написанием писем Гитлеру. Поздравительных. И похожей чепухой. Но по возвращении из Австралии он получает столько льгот, сколько не получают другие высокозаслуженные шпионы Советского Союза. Для сыночка все-таки власть была неплохой. Он получает звание профессора, не имея для этого достаточного основания. Он был только кандидатом наук, а не доктором, но становится профессором… Он получает квартиры, хорошие машины и выезды за границу… Другие такого не получали. Мне не жалко, но мне даже в Польшу нельзя было выехать, хотя по прямой линии у меня не было никаких ссыльных, как у его жены. Но она ездила. У него папаша в Австралии, брат в Австралии, он выезжает, куда хочет. У меня дядя двоюродный в Америке, мне никто не позволяет выезжать.
(Из интервью Натальи Лопатинской с Аудрюсом Буткявичюсом, «Обзор» №19 (174) май 2000 г.)
Говорят, из одиннадцати руководителей «Саюдиса» семеро были связаны с КГБ. Знакомая тема?
Не было такой группы, которую можно было бы зафиксировать числом «одиннадцать» и всё. Я могу сказать, что был такой совет сейма «Саюдиса», он был устроен по старому принципу. Там был один еврей, один русский, один поляк, один рабочий… Когда я делал анализ этой организации, уважая этих людей, я не буду говорить, сколько процентов из них были связаны с КГБ. Я не говорю, что все они были агентами КГБ. Но было то, что называлось доверительной связью. КГБ имел какой-то выход на людей и мог влиять на решения, проще говоря, КГБ мог попросить сделать какое-то дело, чисто по-дружески. Таких «друзей» в «Саюдисе» было очень много. Люди из спецслужб занимаются не только сбором информации, но и тем, что называется влиянием. КГБ тоже имел свои методы влияния на ситуацию. Очень многие из тех, кто чем-то выделялся в обществе, были уже в их сфере интересов. И потому 7 из 11 — это не то. Не было такого количества. А почему не из 15?
(Из интервью Натальи Лопатинской с Аудрюсом Буткявичюсом, «Обзор» №27 (182) июль 2000 г.)
Я тоже слышала, что в дни январских событий Усхопчик вместе с прапорщиком-адъютантом на правах бедного родственника сидел в собственной приемной, а событиями командовали генералы из Риги и Москвы…
Я знаю, Усхопчик не скрывал — он был против использования своей дивизии в данной акции. И все командование на себя перенял генерал Овчаров. Работало здесь оперативное отделение штаба округа, тут была и группа «Альфа», тут были и десантники из других десантных дивизий. Тут были и спецслужбы Союза в то время. Разве можно говорить о том, что Усхопчик отвечал? Это глупо, так как в Вильнюс приходили директивы с подписью Горбачева. Директивы шли на три адреса: на имя Пуго, Крючкова и Язова. В соответствии с этими директивами и принимались технические решения. Исполнительные решения их службами.
Пуго здесь имел самые слабые позиции, так как милиция практически не действовала на стороне СССР. У Пуго здесь были только Макутынович и его товарищи. КГБ работал согласно директивам Горбачева. И работали военные, это уже была группа Язова. Мне пришлось позже общаться с офицером, который был еще летом 1990 года переброшен тайком в Ригу для координации всех действий, давших о себе знать уже 11 января, в Литве. Были серьезные подготовительные операции. Использовалось много людей. И тут говорить о каком-то руководстве из Вильнюса, притом какого-то Бурокявичюса, который толком-то не понимает и ситуации. Не понял ни тогда, ни сейчас. Это, конечно, глупо.
Вы случайно не в курсе о роли Аслана Масхадова в организации и участии в январских событиях во время его службы здесь, в Вильнюсе?
За два дня до этого он был отослан из Вильнюса своим командованием. Легенда, что Масхадов участвовал в событиях, не соответствует правде. Но если бы он не был отослан, то он должен был быть ответственным за использование боевой техники. Под его ответственностью была вся бронетехника.
Он был командиром артдивизиона или нет?
Да. Но мы знали, что он был отослан, так как работали со многими офицерами в Вильнюсском гарнизоне. Передвижение офицеров было нам известно. Мы старались воздействовать на каждого из них. Я называл это персональным прессингом. Одного можно подкупить, другого можно испугать…
Третьему что-то пообещать?
Да, третьему что-то пообещать. Так это и делается. Так работали и мы. И если уж так говорить, то Вильнюсский гарнизон с большой неохотой участвовал в этих событиях. И мало офицеров гарнизона участвовало в этом деле.
По какой причине Масхадов был откомандирован?
Я не знаю. Он не был тогда настолько важной фигурой, чтобы досконально им интересоваться.
Никто не знал, что он станет президентом Чечни?
Никто этого не знал. Но я знал о передвижении некоторых офицеров. А когда он стал президентом, я стал интересоваться, ведь он служил в Вильнюсе… Я просто поинтересовался у своих старых источников. Среди них есть, кстати, и совсем, как правильно выразиться, и совсем не пролитовски настроенные люди. Но и они сказали то же самое, что он был отослан на то время.
(Из интервью Натальи Лопатинской с Аудрюсом Буткявичюсом, «Обзор» №27 (182) июль 2000 г.)
Сейчас принято считать, что спикер литовского парламента специально обостряет отношения Литвы и России, чтобы президент не смог достигнуть каких-либо существенных договоренностей…
Это делается специально, но по каким причинам… Надо исходить из того, как мы понимаем Ландсбергиса и какую модель к его личности употребляем. Возьмем несколько версий. Первое — кагэбист. Когда я говорил со своими друзьями в Москве, они утверждали, что Ландсбергис своими высказываниями постоянно подрабатывает на русских националистов. Если бы не было вот таких выступлений Ландсбергиса, никто бы и не говорил про какие-то литовские проблемы. Никому это не пришло бы в голову. Мои друзья мне объясняют, что у них тоже есть свои дураки в России. Они, эти дураки, не понимают в проблемах экономики, государственной безопасности. Они только и могут изучать речи Ландсбергиса.
А когда Ландсбергис начинает разговор о деньгах, а у всех дырявые карманы, на эту тему начинают все дураки высказываться — она соответствует их возможностям говорить публично. Что получается? Какие-то службы начинают работать. Кто-то чем-то начинает интересоваться, что-то начинает делаться в МИДе. Запускаются какие-то механизмы. И усиливаются нажимы. Против вступления Литвы в НАТО. Против вступления Литвы в ЕС. Запускаются все механизмы, которыми Литва как бы приостанавливается в своем движении. В движении в западном направлении. Если гипотетически русские и русский вождь имели бы заинтересованность приостановить движение Литвы по интеграции в ЕС И НАТО, если бы они действовали методами спецслужб, то сделать лучше, чем это делает Ландсбергис, было бы нельзя. Это один аспект.
Вторая модель — бизнесмен. Делаем предположение, что у Ландсбергиса есть акции нефтетерминала Вентспилса. В данный момент Россия предпринимает нажимы на Латвию и даже принимает закон, как приостановить экономические связи с Латвией. В этом случае все блага перебросятся на Литву. Транзит, который идет через Латвию, нефть, которая идет через трубу, — все достанется Литве. Если у Ландсбергиса есть интерес в Латвии, я не говорю, что он является латвийским шпионом, но защищает свои интересы, то, анализируя ситуацию, Литва, выступая в плохом свете, как бы снимает давление с Латвии, и уже негатив делится поровну.
А если у Ландсбергиса есть договоренность с «Вильямсом»? Консерваторы подписали соглашение с американской корпорацией, что, если «Мажейкю нафта» простаивает и не получает нефти, то Литва платит за эти простои. Кто же может опровергнуть возможность того, что с выплат Литовского государства не идет какой-то процент консерваторам или Ландсбергису? Может, это выгодно — финансово дразнить русских, чтобы переговоры с «ЛУКойлом» приостанавливались и из литовских выплат шла достаточно большая часть на карман? Это предположения. Но, как показывает опыт…
(Из интервью Натальи Лопатинской с Аудрюсом Буткявичюсом, «Обзор» №27 (182) июль 2000 г.)
Господин Буткявичюс, но, говорят, за Вашим конфликтом с Ландсбергисом стоит отнюдь не его кагэбистское прошлое, а некие документы, которые имел Абрамавичюс…
Это публичный секрет. Меня бы не очень интересовало кагэбистское прошлое Ландсбергиса. Он начал действовать против меня, создавая в моем ведомстве свои структуры и группировки. Я был инициатором создания службы добровольцев. Нам была нужна гражданская инициатива, но Ландсбергис понял, что добровольцев можно использовать для своих политических целей. Он обходил меня, как их непосредственного начальника. Он создавал какие-то внутренние интриги, выдавал им оружие через мою голову. Они покупали через фирму Скучаса в Израиле старый израильский хлам и выдавали добровольцам. Прекрасно понимая, что они создают неконтролируемую ситуацию. Ландсбергис долго готовил то, что произошло в конце 1993 года. Этот маленький путч. Нам просто удалось как бы задушить эту ситуацию. И потому был просто негромкий хлопок, но готовилось-то это серьёзно.
Просто он проиграл выборы и ему надо было показать, что есть люди, недовольные результатами, что он может выставить себя, как сторонника демократии, выступающего за честные выборы, а все было нечестно, раз победил не он. Мне приходилось самому стоять на лестнице штаба ДПТЛ, я тогда курил трубку и показывал, что нельзя трогать этих людей. А машины с ребятами Ландсбергиса ездили вокруг, пугая до смерти бедных бывших коммунистов. (Смеется). Мы не поделили тогда власть. Он хотел лишить меня возможности руководить Министерством охраны края, а создавая группировки, возможные последствия взрывов и потрясений Ландсбергис был не прочь перебросить на меня. Я сказал, что этого не будет, пока я министр, и если он хочет, он может потребовать моей отставки. Но в этом случал я бы выступил в Сейме и все рассказал. А тогда Сейм назначал и снимал министров. И Ландсбергис на это не пошел.
(Из интервью Натальи Лопатинской с Аудрюсом Буткявичусом, «Обзор» №29 (184) июль 2000 г.)
Любопытным выглядят и воспоминания о тех событиях Владислава Шведа — в 1991 году председателя Гражданского комитета Литовской ССР, 2-го секретаря ЦК Компартии Литвы (КПСС). В своих воспоминаниях, которые Швед в трёх частях опубликовал на портале «Россия и соотечественники» Института русского зарубежья (russkie.org). Швед прямо обвиняет в тот момент главу Верховного совета Литвы Витаутаса Ландсбергиса в чётко рассчитанной провокации, которую покрывал Горбачёв. Для понимания ситуации, процитируем ключевые моменты воспоминаний Шведа. В частности, бывший председатель Гражданского комитета Литовской ССР пишет:
«10 января 1991 г. Горбачев направил Обращение к Верховному Совету Литвы с требованием восстановить действие Конституции СССР и Конституции Литовской ССР. В ответ Ландсбергис назвал обращение президента СССР «ультиматумом» и заявил, что Горбачев обратился якобы к «несуществующей Литовской ССР и Литовская республика отвергает все его обвинения». Далее события развивались стремительно.
11 января 1991 г. десантники взяли под охрану республиканский газетный комплекс (Дом печати), продукция которого способствовала разжиганию антисоветских настроений и межнациональной розни в республике. Формально всё было правильно. Но возникает ряд вопросов. Почему Дом печати не был взят под охрану в марте 1990 г., когда под охрану были взяты здания Вильнюсского горкома партии и ЦК Компартии Литвы, которые Компартия А. Бразаускаса отказалась разделить с КПЛ/КПСС. Почему надо было ждать до января 1991 г.? Ведь Совет Министров СССР ещё 28 марта 1990 г. принял постановление «О мерах по защите собственности КПСС на территории Литовской ССР». (…) Не вызывает сомнений, что в силовых акциях советских военных был наиболее заинтересован Ландсбергис и его окружение. Этот факт подтвердил А. Буткявичюс 11 января 2001 г. в телепередаче «Независимое расследование» с Николаем Николаевым.
Анализируя вильнюсскую акцию у телебашни, организованную КГБ СССР и советским генералитетом, невольно приходишь к выводу, что она не столько преступна, как утверждает литовская сторона, сколько абсурдна. Известно, как тщательно КГБ СССР планировал свои операции. Создается впечатление, что к январю 1991 г в КГБ перевелись специалисты. В результате «Альфа» и десантники, как бычки на веревочке, двинулись к месту заклания, которым стала телебашня. Что это — глупость или чей-то коварный расчет? Все говорит о втором.
Заметим, что литовское радио и телевидение провокационные призывы транслировало с осени 1990 г. Ждать до 13 января 1991 г., когда Ландсбергис собрал на защиту телебашни тысячи людей, было просто преступно. Не вызывает сомнения, что 5 или 6 января, то есть в предыдущую субботу и воскресенье, Дом печати, телебашню и здание телерадиокомитета можно было взять под охрану силами небольших патрулей без применения бронетехники. Но кому-то в Москве понадобилось организовать «шоу» с шумом и громом, с холостыми выстрелами танков и сплющиванием легковых машин. Да, и необходимость силовой акции 13 января вызывает большие сомнения. Проблему можно было решить другим путем. Это наглядно показала ситуация 19 августа 1991 г.
Тогда, в первой половине дня после заявления ГКЧП у «ландсбергистов» началась подлинная паника. Многие депутаты Верховного Совета Литвы предпочли уехать из Вильнюса. Работникам аппарата Верховного Совета Литвы выдали на руки трудовые книжки и трехмесячную зарплату. Представители литовских силовых структур сняли национальные знаки различия, а мне постоянно звонили бывшие «соратники» по литовской Компартии и спрашивали, не планируются ли их аресты.
Ландсбергис с дрожью в голосе звонил Г. Янаеву в Москву и спрашивал, что будет предпринято в отношении Литвы. То есть для наведения порядка в Литве Кремлю достаточно было реально повысить голос.
Добавим, что в январе 1991 г. проблему с литовским радио и телевещанием можно было решить путем прекращения подачи электроэнергии на передающие устройства телебашни. Специалисты из «Альфы» сделали бы это тихо и незаметно в течение получаса. В этой связи недоумение вызывает такой момент. Как известно, захват вильнюсской телебашни не лишил «саюдистов» радио и телевещания. Эту роль стал выполнять каунасский радиотелецентр. Почему же одновременно не захватили и его? Получается, что разработчики акции были или дилетантами или подобное было запланировано?
Ответ приходит, если признать, что акция у телебашни была провокацией, которую совместно организовало горбачевское и ландсбергистское окружение. Не случайно известный литовский писатель и общественный деятель Витаутас Петкявичюс в интервью («Обзор» 14. 10. 2002 г.) подчеркнул, что январская провокация у вильнюсской телебашни «была подготовлена с обеих сторон: М. Горбачевым и В. Ландсбергисом при участии руководителя КГБ Э. Эйсмунтаса и А. Буткявичюса».
Первой о том, что январские события были спровоцированы Ландсбергисом, публично заявила известная литовская писательница и активная сторонница независимости Литвы депутат ВС Литвы Видманте Ясукайтите. 17 июня 1991 г. на учредительной конференции регионального отделения Форума будущего Литвы в г. Пренай она сказала (в изложении).
«Печально, что 13 января наши юноши неизвестно почему пали жертвами у телебашни. Я, вместе с другими депутатами, прибыв к башне, уговаривала ребят уйти, так как нам было известно, что эта провокация была подготовлена В. Ландсбергисом. Но ребята были пьяны и не хотели нас слушать.
Здания телевидения и Дом печати были заняты, так как оттуда распространяли клеветническую политику ландсбергистов. Если бы Ландсбергис был настоящим литовцем, то всего этого не было бы. Советские солдаты выполняли воинский долг, а люди погибли из-за расчетов Ландсбергиса. Такое правительство ведёт нас к обнищанию и погибели. А Ландсбергис, идя по пятам своего отца, создает в Литве фашизм…»
Это выступление Ясукайтите «саюдисты» предпочли замолчать. Не заинтересовало оно и литовскую прокуратуру, так как противоречило официальной версии. Также отнеслось литовское правосудие и к заявлению ранее упомянутого А. Буткявичуса, которое он сделал в 1997 г. в Англии, находясь там на военной стажировке.
Пытаясь преподнести себя, как основное действующее лицо в организации обороны Литвы в январе 1991 г. Буткявичюс заявил английским журналистам, что во время штурма вильнюсской телебашни в толпу с крыш домов стреляли его боевики.
Ибо только это, по его мнению, позволило Литве окончательно порвать с СССР с минимальным количеством жертв.
В статье Виктора Чеботарева «Зачем Николаеву «Расследование»?» сообщается, что один из офицеров английской САС (подразделение антитеррора английских спецслужб) переслал кому-то из офицеров спецгруппы «Альфа» вырезки английских газет с заявлениями Буткявичюса. Их обнародование могло бы серьезно ударить по официальной версии гибели январских жертв. Но пока они безмолвно лежат в чьем-то письменном столе.
Лондонское заявление Буткявичюса осталось для общественности Литвы неизвестным. Однако возмездие со стороны тогдашнего председателя ВС Литвы Ландсбергиса последовало незамедлительно. После возвращения в Литву на Буткявичуса было сфабриковано уголовное дело о взятках и он был осужден на 5 лет. Но отсидел лишь два года. После выхода из тюрьмы Буткявичус стал осторожнее в высказываниях, но упорно отстаивает свой приоритет в методах ведении «психологической войны» против СССР, которые позволили «малой кровью» отстоять независимость Литвы. (…)
Выступая 14 апреля 2000 г. в еженедельной русской телепрограмме «Неделя», Петкявичюс заявил, что «с крыш соседних домов по собравшейся у телебашни толпе людей стреляли наши «саванорисы» (в переводе с литовского — добровольцы — прим. ИА REGNUM). Это полностью опровергало официальную версию, согласно которой 13 января 1991 года литовские граждане у телебашни погибли от пуль военнослужащих Советской Армии и от наезда советской бронетехники. Но литовское правосудие вновь не услышало этого заявления.
Литовские следователи также предпочли не заметить изданную в 2003 г. книгу Пяткявичюса «Корабль дураков». В ней было написано: «На совести Ландсбергиса и А. Буткявичюса жертвы ночи тринадцатого января, поскольку один придумал, а по приказу другого несколько десятков пограничников были переодеты и впущены в телебашню. Это они сверху вниз стреляли в толпу… Я это своими глазами видел, когда возле моих ног от асфальта рикошетом отскакивали пули». (Стр. 78).
В интервью «Обзору» (от 14. 10. 2002 г.) Петкявичюс рассказал, каким образом он выяснил, что в людей у телебашни стреляли литовские пограничники. Оказывается в 1993 г. все 18 пограничников пришли в Сейм к Петкявичюсу с жалобой на то, что их вычеркнули из списков участников событий 13 января. «Они рассказали, что их начальник Чеснулявичюс с пистолетом в руке поставил всех к стенке и заявил, что если они хоть одним словом заикнутся, что были на телебашне, — с ними будет покончено!»
Существуют и другие свидетельства, подтверждающие причастность боевиков «Саюдиса» к гибели январских жертв. Так, на момент суда, рассматривавшего дело бывшего лидера «Единства» В. Иванова, в уголовном деле имелись свидетельские показания о том, что почти за час до появления около телевизионной башни советских десантников, «в темноте под кустами» уже лежали на земле тела людей
Известно также, что в 1 час 10 минут ночи 13 января 1991 г. из окна здания Верховного Совета Литовской Республики ксёндз Альгимантас Кейна начал служить мессу по погибшим от Советской армии, начав её со слов: «Уже есть первые жертвы!». В то же время известно, что колонна с десантниками появилась у телебашни в 1 час. 50 мин. О первых жертвах стало известно только в 2 часа 30 мин».
Prakalbęs apie Lietuvos gynybą A. Butkevičius įspėjo – įžvelgia rimtų grėsmių Lietuvos gynybą
„Lietuvos ryto“ televizija 2019-01-25 19:31
https://www.lrytas.lt/lietuvosdiena/aktualijos/2019/01/25/news/prakalbes-apie-lietuvos-gynyba-a-butkevicius-ispejo-izvelgia-rimtu-gresmiu-8996779/?utm_source=lrExtraLinks&utm_campaign=Copy&utm_medium=Copy
Visuomenės apklausos rodo, kad Lietuvą pavojaus atveju gintų 47 proc. gyventojų. Tai fantastiškas rezultatas, įsitikinęs pirmasis nepriklausomos Lietuvos krašto apsaugos ministras, 1991 m. sausio 13-ąją Aukščiausiosios Tarybos gynybos štabui vadovavęs Nepriklausomybės Akto signataras Audrius Butkevičius. Tiesa, jis įžvelgia ir tam tikrų grėsmių. „Valstybė visiškai nedirba šia kryptimi. Daroma daugybė improvizacinių, butaforinių veiksmų. Pavyzdžiui, paradas, kurio metu važiuoja didelės metalinės dėžės, nupirktos dešimt kartų brangiau, nei yra vertos“, – įsitikinęs A.Butkevičius. Žurnalistės Daivos Žeimytės-Bilienės ir A.Butkevičiaus pokalbis – „Lietuvos ryto“ televizijos laidoje „Kitoks pokalbis“. – Pakalbėkime apie tai, kaip mes šiandien suprantame krašto gynybą. Neseniai buvo surengta apklausa, kurios vienas iš klausimų skambėjo taip: ar jūs pasiryžę ginti savo šalį, jei kiltų pavojus? 47 proc., arba mažiau nei pusė, lietuvių eitų ginti. Ką manote apie tokį rezultatą? Ar reikėtų sunerimti?
– Tai išskirtinai geras rodiklis. Fantastiškai geras. Tiesą pažinsi tik lygindamas, ir nedaug Europos šalių galėtų pasigirti 47 proc. Galbūt skandinavai apie 60 proc. turi, bet taip yra todėl, kad jie niekada nepatyrė karo, neturi realių grėsmių. Galbūt išskyrus suomius. Tai yra gana optimistiškai nusiteikusios visuomenės požiūris. Ir tai, kad mes su visa emigracija, daugybe pasitraukusių žmonių, didžiule socialine atskirtimi turime 47 proc., tai yra fantastika. 1990-aisiais, ruošdamasis panaudoti civilių jėgą prieš tuometę Tarybų Sąjungos agresiją, atlikau analogišką tyrimą. Tada tai darė Vilniaus universiteto Psichologijos tyrimų laboratorija, Rasa Ališauskienė. Mes turėjome iki 20 proc. pritempus visus, per keliolika klausimų išgaudžius bent pozityviausius atsakymus. Realių mes turėjome 12–14 proc. – Kaip jūs tai aiškinate? Tada ir sąlygos buvo visai kitokios, buvo kilusi reali grėsmė. – Šiandien į 1990-uosius žvelgiame taip, tarsi tai būtų buvęs didžiulis visuomenės pakilimas balsuoti už nepriklausomybę.
Deja, net ir nepriklausomybės rėmėjų tais laikas mes vos galėjome pritempti apie 50 proc. O kalbėti apie tai, kad žmonės eis ginti savo valstybės tada, kai Tarybų Sąjungos pagrindiniai ramsčiai – kariuomenė, komunistų partija ir KGB – buvo ypač aktyvūs, tikėtis, kad žmonės pasakys „taip“, mesis po tanku, buvo labai sunku. Tais laikais mes turėjome maždaug 200 tūkst. žmonių, kuriais disponavome mitinguose ir pasipriešinimo akcijose. – Ką reiškia „disponavome“? – Mes galėjome įvairiais būdais pritraukti šiuos žmones. Mes juos žinojome vos ne pavardėmis – buvo sudaryta struktūra, per ją galėjome kreiptis į pavienius skyrininkus, kaip juos tada vadinome. Jie agituodavo žmones ir dažniausiai atvažiuodavo tie, kurie visada atvažiuodavo į palaikymo, protesto akcijas. – Bet tai nebuvo specialiai parengti žmonės? Taip pat skaitykite: Audrius Butkevičius: „Karo taikinys – Lietuvos istorija“ Sausio laisvės kovos. III dalis: trys dienos prieš žudynes – ultimatumas A. Butkevičius apie Raudonosios armijos išvedimą iš Lietuvos: „Aš melavau“ – Ne. Aš kalbu apie žmones, kuriems priskiriu ir savo mamą, netgi savo senelį. Tai buvo tie, kurie stovėdavo mitinguose, šalo prie parlamento, stovėjo prie Televizijos bokšto. 1990-aisiais mes turėjome gana nedidelį skaičių žmonių. Ir jeigu su jaunąja karta pavyko priaugti iki 47 proc., tai aš esu sužavėtas.
Žiūriu labai optimistiškai, vadinasi, mes iš tikrųjų galime apsiginti. Daugybė žmonių nesupranta, koks pavojus virš mūsų, ir šį pavojų dažniausiai tapatina su vaizdeliais iš karinių Holivudo ar rusų filmų. – Jūs sakote, kad mes tikrai galėtume apsiginti. Tačiau kitas klausimas toje apklausoje buvo toks: kaip manote, ar kitos šalies agresijos atveju Lietuvai būtų įmanoma apsiginti, kol sulauktume sąjungininkų pagalbos? Dauguma žmonių atsakė: greičiausiai ne. – Kaip jau sakiau, žmonės pripratinti matyti grėsmę tam tikrų kino produktų jiems pateiktu pagrindu. Jie mato Antrojo pasaulinio karo metais šaudančias „katiušas“ ir įsivaizduoja, kad „gradai“ šaudys būtinai čia, dabar. Grėsmės, kurios mums kyla, dažniausiai yra susijusios ne su tiesioginiu karo pavojumi, o su įvairaus pobūdžio užslėptomis grėsmėmis, su kokiomis susidūrė Ukraina. Pradžioje Rusijos kariuomenės ten nebuvo, bet ten buvo įvairaus plauko rusų aktyvistų. Tarp jų buvo labai daug perrinktų Rusijos pavienių kariškių, bet jie nesudarė organizuoto branduolio. Jeigu ukrainiečiai tuo metu būtų pasiruošę ir turėję pakankamai pajėgų, juos būtų sutvarkę kaip šiltą vilną. Jeigu jie būtų turėję tam tikrą psichologinį pasirengimą ir suvokimą, kad negalima leisti susidaryti tokiai situacijai ir kad reikia akimirksniu imti už gerklės – jie ir šiandien būtų turėję ir Luhanską, ir Donecką. – Norite pasakyti, kad 1990-aisiais žinojome, ką daryti? Mes žinojome, kaip griebti priešą už gerklės? – Be jokios abejonės. Mes tai ir darėme. Dabar po truputį išlenda kadaise mūsų rengti projektai. Tik ką išėjo filmukas apie specialųjį būrį. Žinoma, ilgą laiką nenorėjau pasakoti šių dalykų, bet priešininkas prieš mus naudojo įvairias hibridinio karo formas. Taip įprasta kalbėti dabar. Tarybų Sąjungos karinėje doktrinoje hibridinis karas neužėmė tokios vietos kaip dabar. Tai Valerijus Gerasimovas, Rusijos generalinio štabo viršininkas, padarė pagrindine Rusijos gynybinės sistemos linija.
Tuo metu jie kaip jėgos komponentą naudojo tik neva nuo TSRS gynybos ministerijos atskilusį OMON. Ten šiek bandė naudoti vietinius draugovininkus, kurstyti lenkų autonomijos ir Klaipėdos autonomijos atsiradimą. Mes iš karto turėjome instrumentą ir jį naudojome. – Kas tai buvo? – Dėl lenkų autonomijos – nuvažiavau į vieną štabą, ten buvo „Solidarumo“ (Lenkijos socialinis judėjimas, turėjęs antitotalitarinę, antikomunistinę kryptį – red. past.) karinis sparnas. Sakau: vyrai, važiuokite tvarkytis su saviškiais, jeigu nenorite, kad mes tvarkytumėmės Vilniuje. Atvažiavo broliai lenkai iš Varšuvos ir taip pasitvarkė, kad bet kam praėjo noras daryti bet kokias autonomijas. Vienas dalykas, kai Butkevičiaus „žaliukai“ darys intervenciją, kitas dalykas, kai patys Varšuvos lenkai lupa saviškius. – Ir taip paprastai sutiko? – Lenkai kuo puikiausiai suvokė, kad mes esame tikrasis ledlaužis. Taip, jie sukūrė solidarumą, savo šalyje pradėjo tam tikrą reformų grandinę, bet žinojo: jei negrius Tarybų Sąjunga, tai iš jų reformų bus šnipštas. Palaikyti mus reiškė susikurti naujas politines garantijas ir galimybes, ir lenkai mums labai stipriai padėjo. Nuo pagalbos dorojantis su lenkų komunistėliais, kuriems įtaką darė Maskva, iki to, kad ruošė mūsų žmones Lenkijoje po Sausio įvykių iki rugpjūčio mėnesio pučo.
Mes tuo metu nežinojome, kokia bus galutinė pučo baigtis, bet ruošėmės ilgalaikiam pasipriešinimui, mums reikėjo rezervų, bazių, ir lenkai visa tai suteikė. – Ar mūsų visuomenė apskritai supranta krašto gynybos svarbą? Jei grįžtume prie apklausos, jūs sakote, kad mažiau nei pusė norinčiųjų ginti Lietuvą yra labai gerai. Bet juk galėtų būti 80 proc., o ne 47 proc.? – 80 proc. būtų kilus realiam grėsmės pavojui. Žmonės mobilizuotųsi, mes rastume žymiai daugiau rėmėjų. O tada veikė visai kiti psichologinės gynybos mechanizmai. Tas sutelktumas aplink pakeltą vėliavą yra žymiai didesnis. Tai, ką jūs sakote, liudija kitą faktą: mūsų valdžia, Vyriausybė nepakankamai dirba, kad tinkamai informuotų žmones. – Apie ką informuotų? – Jeigu paklausiu jūsų operatoriaus, ar žino, kur turi ateiti, jeigu valstybei iškils pavojus, jeigu paklausite bet kurio iš bendradarbių, nė vienas nepasakys. Tai reiškia, kad neveikia mobilizacijos schemos. Jeigu paklausite kiekvienos bendradarbės damos, ar žino, iš kur kilus pavojui ir nesant centralizuoto tiekimo turės pasiimti maisto ir kuriam laikui jo turės šaldytuve, kada tuo pradės rūpintis valstybė, jums nė viena neatsakys. Tai rodo, kad valstybė visiškai nedirba šia kryptimi. Daroma daugybė improvizacinių, butaforinių veiksmų. Pavyzdžiui, paradas, kurio metu važiuoja didelės metalinės dėžės, nupirktos 10 kartų brangiau, nei yra vertos. Daromi veiksmai, atitinkantys tam tikrus gynybinius didelės valstybės etalonus, bet netinkantys mums. Taip, 1990-aisiais mes gynėmės ir sustabdėme priešininką tik todėl, kad neprisirišome prie didelės valstybės gynybos strategijos. Taip pat skaitykite: Seime – Laisvės gynėjų susitikimas ir įkvepiančios kalbos
Skaitykite daugiau: https://www.lrytas.lt/lietuvosdiena/aktualijos/2019/01/25/news/prakalbes-apie-lietuvos-gynyba-a-butkevicius-ispejo-izvelgia-rimtu-gresmiu-8996779/?utm_source=lrExtraLinks&utm_campaign=Copy&utm_medium=Copy
– Ką reiškia žodžiai „neprisirišome prie strategijos“? – Tai reiškia, kad aš pasakiau, jog jokio šaudymo nebus. Jeigu mes būtume pradėję šaudyti į rusų kareivėlius, būtume praradę milžinišką paramą, kuri ėjo iš Tarybų Sąjungos teritorijos. Mes būtume praradę paramą iš Rusijos, – o iš jos mes gavome milžinišką paramą. – Bet rizikavote? – Niekada neįmanoma apsiginti be rizikos, labai efektyvaus ir drąsaus veiksmo. Bet tai turi atitikti tas jėgas, kuriomis viršiji priešininką. Politiniai ir psichologiniai mūsų gynybos aspektai buvo tokie, kad jais laisvai viršijome tuometę Tarybų Sąjungą. Kaip suprantate, nuo karinių pajėgų negalėjome apsiginti medžiokliniais šautuvėliais. Bet mes naudojome tą strategiją, kuri leido sukaupti maksimalią jėgą. Mes laimėjome psichologinį karą. Mes privertėme priešininką atsiskleisti prieš čia esančias CNN kameras. Mes užtikrinome transliaciją į visą pasaulį – tai permušė tuo pat metu vykusią Irako karinę kampaniją, kurioje dalyvavo Jungtinės Amerikos Valstijos. Štai kur buvo pergalė. – Kaip jums kilo idėja, kad reikia bandyti apgauti priešą? – Buvo du dalykai. Visų pirma aš buvau berniukas, užaugęs psichologijos laboratorijoje. Antra, laiku atėjo du filosofai – Gražina Miniotaitė ir Algirdas Degutis. Niekada nepamiršiu tos akimirkos, kai 1990 m. susitikome Seimo valgykloje ir jie man ant stalo padėjo krūvą knygų. Profesoriaus Gene’o Sharpo apie civiliais asmenimis paremtą gynybą. Yra toks tikslus rytietiškas pasakymas: kai mokinys pasiruošęs, tai mokytojas pasirodo. Tai buvo mano atvejis. Aš keletą mėnesių įsitempęs ieškojau strategijos, kuri padėtų mums gintis.
Mes visi ateiname iš savo vaikystės – tai ne tik Antoine’o de Saint-Exupery žodžiai. Vaikystėje skaičiau istoriją apie Jeruzalės karalių Balduiną IV, kuriam labai jaunam teko ginti Jeruzalę. Jis pradeda nuo to, kad skaito karines knygas ir istorijoje ieško atsakymų, ką daryti. Aš, tapęs Krašto apsaugos departamento generaliniu direktoriumi, taip pat puoliau ieškoti atsakymo, kur slypi mano jėga. Ir štai tada kaip du šventieji pasirodė lietuviai filosofai ir padėjo ant stalo dvi knygas. Man tai buvo atsakymas. Aš nesakau, kad buvo šokas. Labai tiksliai suvokta, kad turiu atsakymą. – Jūsų manymu, šiais laikais suveiktų tokia strategija? – Ne tik ji. Jokiu būdu negalima naudotis vien ja, ypač tokiais senais metodais, kokie buvo atidirbti profesoriaus G.Sharpo. Jau tada mes iš karto pradėjome ginčytis, nes aš įvedžiau naujovių. Mes įvedėme konkrečias jėgos struktūras, kurios turėjo neleisti provokuotojams įvelti mūsų į nenaudingą konfliktą. Kadangi 1990-aisiais su profesoriumi, amžiną atilsį, tapome draugais visam gyvenimui, mes labai daug ginčijomės dėl to, kaip modifikuoti tai, prie ko jis pradėjo dirbti. Žinoma, tie modifikuoti dalykai Lietuvoje turėtų veikti dabar. Mes turime užsiimti tuo, kas vadinama totaline gynyba. Bet totaline gynyba ne ta senąja rusiška ar vokiška prasme, kai sprogdinami visi tiltai ir ginklais apkarstyti seniai ir pienburniai eina į ataką. Aš kalbu apie visos visuomenės įtraukimą, kai kiekvienas iš anksto žino savo vietą organizuojamoje gynyboje. Galimas dalykas, kad priešininkas pajėgtų mus okupuoti – užimti tam tikrą dalį, sostinę, tam tikrai teritorijos daliai primesti savo tvarką, bet jeigu žmonės moka nepaklusti, valdžia tampa lengvai sugriaunamu organizmu. Jeigu žmonės suvokia, kad valdžia ne iš Dievo ir kad yra 6 pagrindiniai jos ištekliai. Ir jeigu tu blokuoji arba kontroliuoji tuos išteklius, bet kokiai valdžiai ateina galas.
Pagrindinis uždavinys – mokyti žmones ir ruošti iš anksto. Iki 1996 m. Krašto apsaugos ministerija turėjo savo civiliais asmenimis parengtos gynybos departamentą. Mes turėjome valstybės instituciją – turėjome tik mes ir norvegai. Mes Lietuvoje buvome tą padarę, nes suvokėme šitokio veiksmo efektyvumą ir būtinybę. – Nieko panašaus dabar nėra? – Geriau aš nesakysiu blogų žodžių, kurių esu pritvinkęs. „Kitoks pokalbis“ – penktadieniais 16.30 ir 20.30 val. per „Lietuvos ryto“ TV.
Skaitykite daugiau: https://www.lrytas.lt/lietuvosdiena/aktualijos/2019/01/25/news/prakalbes-apie-lietuvos-gynyba-a-butkevicius-ispejo-izvelgia-rimtu-gresmiu-8996779/?utm_source=lrExtraLinks&utm_campaign=Copy&utm_medium=Copy